Главная По краю Донскому Последняя казачка баба Тоня

Последняя казачка баба Тоня

Осень 2008-го. Виктора лихорадило историей Золотой Долины. Казалось, еще мгновение - приход новой осени или зимы, - и все будет потеряно. Безвозвратно. Он спешил. Объездил кладбища Жуковской, Баклановской, Малой Лучки, Кривской. Даты, знакомые фамилии...имена. Вот здесь похоронена Дуня-Оса. А вот и Таня Фролова- подруги матери. До Малой Лучки сегодня проложен асфальт. Дорога была мечтой многих поколений, но она уже в другой жизни.         В той, где осталась старая Малая Лучка, время остановилось. Там остались многие казаки и казачки. А батюшка Дон Иванович все течет. На его левом берегу, в станице Романовской стоит курень! Живет там баба Тоня. Девятого марта ей стукнул 101 год. Сюда перетащила она свое жилье из Малой Лучки перед тем, как Золотая Долина ушла на дно моря. И живет в Романовской уже половину века. Проезжая мимо куреня, Виктор смотрел: если у забора паслась белая коза, значит у бабы Тони полный порядок. В этот день козы не было, Виктор забеспокоился.

Утро для пожилой казачки полно хлопот. Пора кормить казаков и собирать на работу в поле или на очередную войну. Её казаки ушли на войну и больше не вернулись. А баба Тоня все ждет... Ну, хотя бы что-то узнать о родных. Виктор обещал. Солнце уже оторвалось от горизонта земли, а козы нет. Сердце ёкнуло: «Опоздал?». Деревянная калитка открылась, рыхля землю. Затявкала собачонка. С замиранием сердца тянет на себя дверь. Дубовая малолученская со скрипом открывается. Баба Тоня сидит на сундуке. На плите - кастрюля. Пар вырывается из-под крышки. Пахнет давно забытым малолученским деликатесом... Гость взглянул на чисто вымытые деревянные некрашеные пол и стены. А вот и старинное зеркало, в него смотрелось все население Малой Лучки. И те казаки, что ушли ранним утром и не вернулись. Которых казачка ждет этим утром и всегда. Это для них горячая похлебка в кастрюле и стопка тарелок, и деревянные ложки с узорами.       - Здорово ли дневали,БабаТоня?                                                                                                                                                                                                             -Да, слава Богу! Все хорошо. Давненько тебя не было. Садись за стол.                                                                                                          - Я не один, с женой.                                                                                                                                                                                                 Вошла Нина Васильевна. Присели за стол. И ...перенеслись в начало прошлого века. Десятилетия летели вспять...Казаки оживали, шутили, уходили в поле, на войну, возвращались, женились. Не было и в помине Цимлянского моря, и не наступил ещё 21 век. Казачка достала ключ от сундука– резной, с красивой гравировкой в виде крестика. Вставила в замок, повернула, заиграла музыка. Подняла крышку сундука, и медная обшивка внутри заблестела через сто лет.                                                         - Этот сундук купили мои родители в станице Нижне-Курмоярской в 1910 году. В этом году я родилась. Сундук помню с детства этот. Он был словно золотым. Весь светился. С годами потускнел снаружи, а внутри остался золотым. Так и с людьми, золото и красота души на глаза не лезут. В сундуке я приготовила одежду в последний путь. Оденете в это платье.       И Баба Тоня достала красивое темно зеленое старинное платье.                   - Я носила его после замужества. Ему уже 80 годочков. И платье, и сундук, и дом, - все оттуда, где сейчас плещутся воды Цимлянского моря.                                                             - Я привез вам фотки малолученских казаков, Баба Тоня. 1914 год. Может, кого опознаете...                              Баба Тоня надевает очки, всматривается в фотографии.                                - Вот этот казак, что сидит. Это ж, мой крестный отец. Данил Белавин! Он меня крестил с Ксенией Каргальской. А два этих чубатых казака - это Болдыревы. Василий, мы его звали Васичка, и его брат Федор. Был у них и третий брат Иван – самый младший. За ним я и была замужем. Откуда у тебя эти фотки?                                                                                                                                                                                                                                -У Калычевых взял...                       И Виктор выложил еще фото.                                              - А вот здесь он, Васичка. Только, почему без гармошки? Хороший был гармонист. И казак хороший. Поля наши были рядом. Так он нас с Мотей – моей старшей сестрой, пирожками с творогом и вишней часто угощал, запомнила их вкус на всю жизнь. А потом он заслал сватов к Моте. Свадьба была. Хорошо помню. В 1918 родился у Моти сын Александр - вылитый Васичка.                                                  Баба Тоня вздыхает и замолкает. Дальше тяжкие воспоминания. Судьбы казаков сходны.                                                                    - В 1919 году Васичку зарубили белые. А в 1942 году мы с Мотей проводили на войну их сына Александра. Погиб под Сталинградом. Мотя ждала их до самой своей смерти. Погибли в боях все братья Болдыревы. И чубатый Федор. И Ваня мой. Вот Калычев сидит на фото в центре, тоже погиб, за красных, в 1919 году. У них с Паней остался сын Федор. Значит фотки от Федора?                             Вышли во двор. Сильно разрослась абрикоса и стала мешать открывать дверь в дом. Виктор вооружился пилой. Нина Васильевна взялась за веник. Баба Тоня поудобнее уселась на деревянную  лавочку.                                                                                                                                                                                                       - На этой дубовой лавочке сидели еще мои родители. Частенько сиживала и мать твоя Татьяна.Твоя матушка хорошо играла на балалайке и пела.                 Виктор кивнул, он знал. - Муж мой Иван Болдрев погиб в 1942 году.    Недалеко от Малой Лучки. Их часть отступала к Сталинграду. Немец преследовал. Иван забежал домой. На часок. И в этот же день погиб. Остались с сыном. Коле было в ту пору девять лет. Не стало и третьего брата казаков Болдыревых. Казачка вздыхает.         Нет, она не клянет свою судьбу. У всех казачек она одинакова. Был подвиг страны. Подвиг народа. Герои, судьбы которых описали знаменитые писатели. На этом фоне стоящая у старого деревянного забора столетняя старуха с белой козой явно проигрывает. Кто-то думает: доживает бабуля свой век и, слава Богу! Рядом вырос огромный коттедж. На меже уже поломан забор. В час икс сюда устремится бульдозер и безжалостно вывезет на свалку и столетний сундук, и зеркало, в которое смотрелась вся станица, лавкой истопят печь. Как будто ничего и не было. - Казаки? Кто такие? - Те, кто подавлял рабочие восстания, – скажут одни. - Знаем мы этих ряженых!- добавят другие. - Баба Тоня, вы что-то помните о восстании в хуторе Кулалы в 1919 году?

– Виктор дорожит каждым часом, проведенным с казачкой.

- Кулалы были в пяти километрах от Малой Лучки. Много родственников было там у нас. Мне было тогда годков девять. Разговоров было много. Но чем закончилось восстание казаков, сказать не могу. Кулалы исчезли с карты, как-будто никогда их и не было. А, если бы остались на месте, совсем другая история могла быть у казачества, у России. Этот хуторок из тридцати дворов сильно испугал Советы – вот и стерли его с лица земли. Те, кто жил в пяти километрах от хутора, ничего не знают! Чего уж говорить о России…

До середины мая 18 года в станице Нижне-Курмоярской было худо-бедно спокойно. А потом, как страшный сон, - вспоминает очевидец казак Пупков. - В хутор Кулалы, что был в пяти километрах от Нижне-Курмоярской, черным вихрем ворвались красноармейцы карательного дивизиона войск Царицынского фронта. Бряцая шашками, ввалились в курень уважаемого всеми хуторянами выборного старика Ивана Самохина... Разговор был короток. Шашку наголо – и нет Ивана. После расправы с Самохиным отряд разделился. Одни, как свора гончих, помчались по хутору. На центральной улице у плетня стоял 85-летний Калин Никонов. Налетели и срубили, словно подсолнух. Заметили во дворе фронтовика Никанора Бобрикова и...снова сверкнули шашки. Спасаясь от зверей в человечьем обличье, парни, девушки и дети побежали к разлившемуся Дону. Сели в баркасы и погребли на другой берег. Красноармейцы открыли стрельбу и ранили двух девочек. Уля Болдырева вскоре и умерла. Другие каратели бесчинствовали на северной окраине хутора. Ворвались в курень казака фронтовика Ефима Харлампиевича Азякова, расправились. Порубили еще двоих молодых казаков - Алексея Кузнецова и Кузьму Пономарева. Ногами открывали двери куреней, рубили головы казакам, насиловали казачек, девочек не щадили. Хуторские женщины, которым удалось выбраться из хутора, окольными путями побежали в станицу Нижне-Курмоярскую и рассказали о кровавом побоище. Тотчас вооружились 20 станичников – все фронтовые казаки. Командование взял на себя урядник Сергей Кирсанов, носивший на груди три Георгиевских Креста. Надо сказать, что Кирсанов был ярым сторонником Советской власти. Не медля ни минуты, казаки поскакали по следу злодеев. Недалеко от лесного колка "Большие" каратели нашли свою смерть. Лишь одному удалось спрятаться в тальнике.

Весть о зверской расправе над мирными людьми быстро облетела соседние хутора. На третий день в станицу стали прибывать вооруженные отряды казаков. Был сформирован конный полк для защиты хуторов, семей, стариков, жен и детей. В станице объявили военное положение. Но высокопоставленные партийные и советские руководители назвали самооборону казаков «контреволюционным заговором против Советской власти". С такой формулировкой мятежная станица и вошла в историю.

Красные карательные отряды били не только в Кулалах. И Дон сразу побелел. И Деникин смог продвинуться с Кубани на север. Разбил десятую Красную армию у Маныча... В литературе об этом только намеки... Не давала покоя партийцам и позиция Кирсанова. Как же – был сторонником Советской власти, а порубал, как капусту, красный карательный отряд. Переметнулся? Да, никуда казаки не перебегали. Защищали своих близких. А Кулалы в тридцать дворов...стерли с лица донской земли. А то место залили водой Цимлянского моря. Превратили Золотую долину в котлован с водой! Но следы преступления нельзя уничтожить. Как бы ни старались. Нет хутора Кулалы, нет Нижне-Курмоярской станицы. Процветающая была станица казачья... С церквами, с ярмарками. На ярмарке и куплен был сундук бабы Тони. Остался сундук, да память казаков и казачек. Сколько еще тайн хранит Золотая долина, залитая водой. Но даже в воду не спрячешь казачью историю.

…Виктор, наконец, спилил абрикосу. Дубовая малолученская дверь открывалась нараспашку. Виктор достал записную книжку, зачитал, что сумел раздобыть из малолученского похода. - Так, значит, одна я осталась на этой земле из малолученских. – И добавила, вспомнив. - А у Тухты было имя. Иваном его звали, но мало кто знал. - А в глазах страх, свидимся ли? Когда же мы узнаем историю Дона? Не из учебников, и не из романов. Когда же будут раскрыты архивы? Даже если земля скрыта под водой. Нам еще только предстоит узнать, какую эпоху пережили. Жизненная история казачки уникальная.

Почти век ждет казаков домой! Прошла первая мировая война. Казачка ждет. Пролетела гражданская - ждет. Прокатилась через ее курень на танках фашистская нечисть к Сталинграду – ждет казачка. Затопили партийцы Золотую Долину - перетащила казачка свой курень, посадила сад на берегу Дона и снова ждет своих казаков. Казачки не верят в гибель казаков и придумывают истории. Мол, живет где-то рядом, потерял ногу или руку на войне и не хочет быть обузой для жены. Вот за таких казачек и воевали казаки. Вот в чем секрет казачий. Казаки знали, что их ждут дома. Не бросят. Не предадут. Александр Иванченков.

От редактора. Странное для Дона название хутора Кулалы. Казаки - разинцы основали его. Так назывался остров в Каспийском море, где разинцы отсиживались между походами за ясырем в Персию. Казаки, которых походная жизнь уже не влекла, решили жить оседло и основали на Дону хутор Кулалы. Местные жители называли этих хуторян черкасами. Такое объяснение дал мне Пупков. По его словам, хутор Кулалы – это нынешняя станица Черкасская, что на границе Цимлянского и Морозовского районов. Черкасской её назвали потому, что кулалалевских казаков звали черкасами. Но, видимо, не только поэтому. Надо было стереть из памяти людской всякое напоминание о кровавом побоище. э